Николай Столицын - Подлинный сибиряк, родившийся в 74-ом. И перебравшийся в Крым, и учившийся в ЛИ им. Горького. И прочие -шийся, помимо лауреатства. Всяческого. Остальное — неважно, не имеет и не, и не…

РЖАВАЯ ВЕЧНОСТЬ. КОМИССАР

Картечью разорвано в клочья,

Исподнее в стылой крови…

Не спится в земле комиссару,

И требует сердце — любви,

И дрогнул товарищ Нахамкис —

Простреленным сердцем своим,

Разбуженный полной Луною,

Касаньем ее ледяным…

Маруся, кулацкая дочка,

Смеется и манит во тьму…

Горячих ее поцелуев,

Любви — захотелось ему,

И шепчут заветное имя —

Синюшные губы его…

Картечью пробитое сердце

Не значит уже ничего…

Очков не хватает немного

Его комиссарским глазам,

Товарищ Нахамкис грозится —

Плывущим, пустым небесам,

И нету проклятого бога,

А есть лишь — Маруси любовь,

И льется слезами, слезами

Остывшая мертвая кровь…

РЫБИНОЮ ЖЕЛТОЙ…

Рыбиною желтой

Плещется Луна,

Желтою икрою,

Кажется, полна…

Брюхо распира-а-ает,

Раздува-а-ает… ух,

Аж перехватило

Легкий рыбий дух.

А Луна вильнула

Каждым плавником,

Напр-рягая брюхо,

Дрогнула хвостом.

Ну же! осторожно

Мечет в небеса —

И вовсю тар-ращит

Желтые глаза…

Озарилась — неба

Сонная вода:

Каждая икринка —

Яркая звезда…

Среди них, бессчетных,

Вовсе не одна,

Рыбиною желтой

Плещется…

ЛИСЕНКОВАЯ ЗИМА

Лисенок засыпает,

Барахтаясь во тьме,

И солнечная Осень —

Склоня-а-ается к Зиме.

Хотя уютно в норке,

Но бесконе-е-е-ечна тьма,

А из нее к лисенку —

Торопится Зима…

Проснулся! снова — Осень,

Неяркий теплый свет,

Зимы с холодной тьмою —

И не было, и нет…

И кажется лисенку,

Что Осень — нав-сег-да,

И льдинкою не станет —

Звенящая вода…

И Солнце, что прохладней,

Чем летнее, оно —

Холодным и белесым

Не станет все равно.

Лисенок понимает:

Зима — обычный сон…

Открыл лисенок глазки…

Зима — убралась вон!!

ЗАНИМАТЕЛЬНАЯ ЭСХАТОЛОГИЯ. ИОНА

Иона томится во чреве чудовищной рыбы,

И тело его обжигает — пахучая слизь,

Но ангелы светлые — разом Иону спасли бы,

Когда бы Иона желал — непременно спастись.

Блаженная тьма, отдающая запахом тины,

И — ах! — сократилось утробы горячее дно;

Иона с чудовищной рыбой — едины, едины,

Иона и рыба — отныне, отныне — одно.

Не рыба уходит на дно, или спорит с волною,

Иона — уходит на дно, или спорит с волной,

Иона, заполненный вязкою, жаркою тьмою,

Иона, залитый, окутанный ею одной…

И сердце Ионы — колотится мерно и глухо,

И воды морские — ласкают могучую грудь,

Иона не чует — тяжелого рыбьего духа,

И бездна морская — его не пугает ничуть.

Легко рассекают прохладные черные воды,

Послушны желаньям Ионы, — его плавники,

И большей не знает Иона — любви и свободы…

О, как же они — непомерны и как — велики.

Ни мысли, ни чувства! сплошное движенье, движенье,

Иона — свободен и счастлив, как будто во сне,

Иона, Иона, Иона — творец и творенье, —

Уходит все дальше в глубины — в себя и вовне…

ПЕСНИ КЫРЫМА. ТОРГОВКА

Торгуя вонючей рыбой,

Она не посмеет даже —

В холодное глянуть небо…

Когда-то, еще девчонкой,

Она узнавала звезды,

Она — говорила с ними…

У самой большой и яркой

Просила — большого счастья

Она, а звезда — мигала…

Когда-то… теперь — в чешуйках,

В чешуйках не только руки,

Но сердце ее, но сердце…

И звезды — чешуйки тоже,

И пахнут — протухшей рыбой,

Как счастье ее, большое…

Разделывать рыбу, молча,

Роняя чешуйки-слезы…

Ее обманули звезды,

Девчонке они солгали…

Но больше девчонки нету,

Осталась — торговка рыбой…

ПЕСНИ КЫРЫМА. РЫБАК

Осень — все ближе: Солнце

Тонет в холодном море,

Рыбиной тонет красной…

Смотрит рыбак, мечтает —

Выловить Солнце сетью,

В небо вернуть, беднягу…

Правда, намокло Солнце,

Тусклым, осенним стало

Солнце — в холодном море…

Солнце рыбак согреет —

Жарким своим дыханьем,

Ветошью вытрет Солнце…

Жалко, в сети рыбацкой

Дыры — не меньше Солнца,

Выскочит Солнце — в дыры…

Их залатай — сначала,

После — лови, и, значит,

Вряд ли ее — задержишь, —

Осень придет, все ближе —

Осень, и Солнце в море —

Рыбиной тонет…

РЫЧАЩАЯ EXISTENTIA. ЖИРАФ

В небо упирается

Рожками — жираф…

Посреди сверкающих,

Изумрудных трав

Облако попробовать

Хочется ему,

Шею, ох, и длинную

Тя-анет потому.

Облако пушистое,

Вкусное оно?

Маленькое, белое,

Жалко, что одно.

Ай, лизнуть легонечко

Лакомый бочок…

Разве недостаточно

Строен и высок?

Вот — еще немножечко…

Тя-а-анется жираф

Посреди сверкающих

Изумрудных трав.

РЫЧАЩАЯ EXISTENTIO. КИТ

Звезды падают неспешно

В океанскую волну…

Может, осень пожалеет

И оставит — хоть одну?

Хоть одну — и небольшую,

И неяркую ничуть…

Обязательно ли звездам

В океане утонуть?

Разве так необходимо

Им — срываться с высоты?

Белый кит переживает,

Как нормальные киты…

Разве осени мешают —

Поднебесные огни?!

В океан с большого неба

Тихо сыплются они,

Тихо-тихо, опустела,

Омертвела высота…

Осень вряд ли пожалеет

Одинокого кита…

НЕБЕСНЫЙ ЦЫГАН

В поле поднебесном

Катит шарабан,

Отпустив поводья,

Жму-урится цыган.

Лошаденка, ночи,

Кажется, черней,

Звезды объезжает,

Те, что покрупней…

Глянет на цыгана,

Весело ржанет,

Капает на землю

Лошадиный пот,

Дождиком соленым

Капает — с небес…

С раннею зарею

Шарабан… исчез.

Только, отдаляясь,

Песенка звучит,

Эх, не заглушая

Цоканья копыт…

Спрятавшись за Солнцем,

Катит шарабан,

От большого счастья

Жму-у-урится цыган.

KOSMOZOO. СВЕТЛЯЧКИ

Серебристую ракету

Облепили светлячки,

А в дале-оком черном небе

Разгорелись огоньки,

Разгорелись, и не ярче,

И не больше — светлячков,

Светлячкам они мигают

Из-за серых облаков…

Приглашая их — подняться

Над уснувшею землей

На ракете серебристой…

Прямо — с раннею зарей.

Светлячки мигают тоже,

Ох, дале-оким огонькам:

На ракете над землею

Не подняться светлячкам.

Светлячков земных, конечно,

Не дождутся огоньки…

И зачем они ракету

Облепили, светлячки?!

ОХОТНИК

По снегу идет охотник,

Следы на снегу — виднее,

Охотник следы читает…

Но зверь на снегу топтался —

Огро-омный, медведя больше,

Плясал он как будто, топал…

Охотник проверил стрелы…

Такие — порывом ветра

Ворвутся не в плоть, но сердце,

Остудят его… охотник —

По следу идет, гадая,

Какого настигнет зверя…

А след — в небеса уводит,

Теряется в яркой сини,

Отчетливый след, манящий…

И Солнце — огромным зверем

Все дальше уходит в небо,

Глядит ему вслед — охотник…

О стрелах забыл и луке,

Смеется, глотая слезы…

Горячие слезы счастья…

4-Й ВСАДНИК

Его потертый «байк» —

Насмешки вызывает,

И бармен норовит

Обмерить с вискарем?

Бродяге — наплевать,

Торопится бродяга,

Он с барменом с лихвой

Расплатится — потом.

Наполнен бензобак —

Почти наполовину,

Но надо лишь — догнать

Товарищей своих…

И пахнет от него —

Блевотиной, бензином

И виски, в общем, всем,

Чем пахнет — от живых.

Бродяге не впервой —

Гоняться за Луною…

Покатится Луна,

А он — за нею вслед.

Товарищи его —

Отправились на Запад,

Ничто их, 4-х,

Не остановит, нет…

О, встретятся они…

И небо содр-рогнется,

Их «байки» зар-р-р-ревут —

Предвестием конца…

Никто не узнает —

Потрепанного «байка»,

Улыбки ледяной

И бледного лица?!

И, нахлобучив шлем,

Бродяга рассмеется:

Как жа-алобно скрипит

Под задницей — седло.

4-му, ему,

Ему — столкнуться с Солнцем?

О, нужно поспешить —

Пока не рассвело…

Ревет потертый «байк»

Размеренно и гр-розно,

И катится Луна —

Огромным колесом…

Кричит бродяга: «Все!!» —

И втягивает зве-зды,

Сне-жин-ки, ве-тер, тьму —

Своим беззубым ртом…

КОЛОКОЛЬНАЯ ЗАРЯ

Над забытой колоколенкой

Занимается заря…

Неужели хватит силушки

У седого звонаря?

Раскача-а-ает тушу медную,

Как в былые времена?!

Загляделся в небо синее:

Необъятна вышина…

Тронул колокол, легонечко,

Но настойчиво качнул;

В медной глотке зарождается

Медный голос, грозный гул,

Зарождается — с охотою:

Долго колокол молчал…

А звонарь братишку медного,

Да! братишку — раскачал,

Рас-ка-чал, — и небо др-рогнуло,

Словно сердце звонаря…

Ярче, яр-р-рче разгорается

Колокольная заря

Над забытой колоколенкой

Да над русскою землей,

Что проснется окончательно

С колокольною зарей!!